— Ну и черт с ним! — сама себе сказала девушка, закрыв дверь особняка. Разговора явно не получилось, впрочем, несколько успокоившись, Гермиона была вынуждена признать: он не удался ровно по одной причине — она не знала, что сказать своему подопечному. Второй здравой мыслью было: “Да никуда он теперь не денется! Во-первых, у него передо мной Долг Жизни, все-таки я спасла его никчемную шкуру. Во-вторых, он — мой подопечный. И первая, и вторая причина — магические контракты. Первый — сильный, второй — слабенький, но, тем не менее, все равно наличествует. Так, что, мне остается только ждать, пока он сам явится.”
Успокоившись окончательно, девушка улыбнулась и направилась в самое любимое помещение в этом доме — библиотеку. По прошлым посещениям этого места, Гермиона помнила какой колоссальный объем знаний хранится в глубоких дубовых шкафах, установленных в комнате, явно подвергшейся заклинанию расширения пространства. Она не рассчитывала прочитать все книги этой библиотеки, но кое-что полезное обнаружить надеялась. Правда, на сей раз, ею двигали не сколько тяга к знаниям и любопытство, сколько необходимость занять себя, дать себе время отвлечься и переключиться, занимаясь заодно чем-то условно полезным.
читать дальшеС прошлого посещения библиотеки старого особняка прошло много лет, но когда Гермиона зашла в комнату, ей показалось, что та стала еще больше, чем прежде. Пожав плечами, девушка направилась в облюбованный еще в прошлые посещения угол, в котором располагался низкий столик, пара уютных кресел и волшебный светильник, отличавшийся редкостной для неодушевленного предмета понятливостью и услужливостью. Ведьме всегда казалось, что он изо всех сил старается светить как можно лучше. Не ярче, не красивее, а именно лучше. Так, чтобы читающему в его свете, было как можно удобнее это делать.
Подойдя к креслам, девушка опустилась в одно из них и вдруг ощутила себя дома. Ей казалось, что вытертая обивка еще хранит ее запах и она поднялась из этого кресла вряд ли позже, чем вчерашним днем. Ощущение было странным, но очень и очень ярким. Автоматическим, словно отточенным многолетним опытом движением, она коснулась ладонью поверхности волшебного светильника и тот с готовностью разгорелся, освещая столик, на котором были разложены книги, какие-то записи, валялись перья и даже стояла чашка, наполовину наполненная какой-то жидкостью. Гермиона взяла ее в руки и настороженно поглядев, принюхалась. Жидкость оказалась чаем.
“Но чай не мог тут простоять несколько лет и не испариться!” — мелькнуло в голове у девушки, да и пили ли тут чай — она не помнила.
— Кикимер! — нервно позвала она.
Эльф материализовался перед хозяйкой дома и воззрился на нее в ожидании указаний.
— Скажи, тут... был кто-нибудь вчера, или сегодня? Ну, или вообще последние, скажем, две недели? — спросила Гермиона, пристально глядя на домовика.
Тот вдруг забился в истерике и принялся причитать нечто невразумительное о том, что он, дескать, плохой, но старается стать лучше, чтобы...
Дожидаться конца приступа самобичевания ведьма не стала, парализовав домовика заклинанием.
— Кикимер, я тебя расколдую. Но ты не должен причитать и пытаться себя наказать. Ты — хороший домовик и я тобой совершенно довольна. Просто ответь на мой вопрос и все, — строго приказала она и освободила от заклинания эльфа. Тот, судя по всему, по инерции, продолжил было причитания, но увидев недовольный взгляд хозяйки, весь как-то поник, скукожился, а потом заговорил:
— Хозяин Гарри предупреждал, а я не поверил... — дальше перемежая информативную часть с причитаниями, без которых, похоже, не мог обойтись, эльф изложил ведьме странную историю, суть которой сводилась примерно к следующему:
Последний год Гермиона жила тут. Помимо нее тут же жили Гарри и Драко. Они втроем проводили много времени в библиотеке и часто о чем-то спорили. О чем — эльф не понимал, но горячность споров был вполне в состоянии оценить. Именно они извели портрет Вальбурги Блэк, потому, что он достал их своими воплями. Гарри и Драко были очень больны. Слизеринец постоянно кашлял, а гриффиндорец слабел буквально на глазах. Иногда обитатели дома исчезали на несколько дней в неизвестном направлении, но появлялись вновь, по-новой засаживались в библиотеке и спорили, спорили, спорили... А буквально вчера вечером, прежде, чем уйти, Гарри позвал его, сказал, что скоро придет Гермиона, принесет Драко, а он сам уже не появится. Он оставил ведьме записку и волшебную палочку на столе в кухне, и вся компания удалилась, а сегодня...
Ну, что было дальше, Гермиона вполне представляла. Ясности, рассказ Кикимера не прибавил, наоборот — все стало еще запутаннее, но ничего больше от домовика девушка, как ни старалась, не добилась и его пришлось отпустить: все равно к концу его повествования ведьма уже мало что понимала и сама была готова биться головой обо все подворачивающиеся поверхности.
Отбросив иррациональное желание причинить себе вред, Гермиона попыталась систематизировать услышанное, а ее взгляд, до этого момента обращенный на эльфа, упал на столик, рядом с которым девушка сидела. Книг на нем было много и ведьма принялась перебирать их одну за другой, в попытке осознать чем же она (ну, или не она) тут занималась на протяжении года. Подборку литературы можно было разделить на несколько неравных по объему кучек: целительство, создание артефактов, защита сознания, этикет и магия времени. Последняя кучка была самой внушительной. Ей по размеру составляла конкуренцию только стопка книг про целительство. Рассортировав разной степени древности фолианты, Гермиона принялась проглядывать записи, разложенные на том же столике. Часть их была сделана ее рукой, часть — узнаваемым почерком Гарри, а часть — незнакомым. Девушка решила, что этот почерк принадлежит Драко и погрузилась в чтение своих записей. В большей части — это оказались формулы расчетов временных потоков и схемы вероятностей изменений этих самых потоков.
— Мы тут что — хроноворот конструировали? — сама себя спросила Гермиона и, в очередной раз пробежав взглядом по своим записям, сама же себе ответила: — Очень на то похоже. Вопросов два: зачем и вышло ли?
Девушка отложила свои записи и принялась проглядывать другие. Все это были, своего рода, конспекты. Почерк Гарри, в основном, встречался на пергаментах, содержащих сведения по целительству и, судя по записям, это были попытки вылечить малфоевскую чахотку. Также почерком друга были написаны многие записи по защите разума. Незнакомый почерк чаще всего попадался на свитках с информацией по созданию артефактов и этикету, притом, если во всех прочих областях иногда встречались записи, сделанные рукой Гермионы или Гарри, то все свитки про этикет — были только малфоевского авторства.
Чтение всегда могло занять Гермиону на произвольное время и этот день исключением не стал — девушка провела в библиотеке его весь, а потом и большую часть ночи, и только осознав, что уже почти утро, вызвала Кикимера и попросила его показать которую из спален она занимала в течение последнего года. Тот проводил ее до спальни и, поинтересовавшись, не нужно ли хозяйке чего-нибудь — удалился. Гермионе ничего не было нужно, кроме как добраться до постели и уснуть, что, собственно, она и сделала.
К тому моменту, как ведьма вылезла из-под одеяла (а случилось это к обеду) и переоделась, у нее уже был достаточно четкий план, регламентирующий дальнейшие действия: ей очень хотелось точно выяснить, что же тут делала столь разношерстная компания на протяжении целого года. Действовала она систематически, начав свои изыскания с того, что перерыла собственную спальню, начав с самых, казалось, нелогичных мест для поиска любых данных, способных пролить свет на интересующий ее вопрос. Она заглянула на платяной шкаф, потом обыскала его, следом досмотру подверглись все закутки и углы, и последней — прикроватная тумбочка, в которой, к собственному удивлению, Гермиона и обнаружила пухлую тетрадь, исписанную от корки до корки, ее же убористым почерком.
— И стоило обшаривать все, чтобы найти то, что нужно, чуть ли не у себя под носом? — философски проворчала девушка и, прихватив тетрадь, спустилась в кухню.
Чтение записей ее заняло почти на целую неделю: тетрадь оказалась несколько объемнее, чем казалась на первый взгляд, но зато в итоге Гермиона имела четкое представление о том, чем же они тут занимались и как так вышло, что их занятия происходили в столь странной компании.
Они действительно воссоздавали хроноворот, и даже добились определенных успехов. Вот только результат использования был нулевым: артефакт был способен перенести одного человека всего на три года назад, а этого оказалось недостаточно для того, чтобы что-то кардинально поменять в Магическом Мире. Впрочем, исследователи умудрились искривить временной поток так, чтобы Гермиона-из-настоящего, сумела найти свои же записи, понять, что произошло и иметь возможность продолжить изыскания.
Гермиона из другого временного потока, точно также, как Гермиона из этого, спасла Малфоя, но в другом времени, им удалось прийти к взаимопониманию и наладить если не дружеские, то деловые отношения. Там Драко точно также умирал от чахотки и вылечить его не удалось — болезнь оказалась слишком запущенной, как для маггловских средств лечения, так и для магических, но за то время, что оставалось ему до смерти, слизеринец сумел весьма плодотворно приложить свои руки и знания к созданию артефакта.
— Стало быть, хроноворот — не выход. Мы не смогли создать более мощный артефакт, упершись во временные помехи. И, похоже, этот род волшебных предметов либо переносит максимум на три года назад, либо... Либо забрасывает в нечто наподобие альтернативной реальности. Впрочем, это — теория. На практике мы этого так и не проверили, и я почему-то не особо жажду устроить такую проверку.
Гермиона размышляла вслух потому, что если она проговаривала свои выводы — они лучше систематизировались и укладывались в общую мозаику.
— Но мы были уверены, что все можно изменить и даже нашли точку во времени, переместившись в которую, такая возможность появлялась. Мы не сумели достичь этой точки, но необходимые расчеты, заклинания и ритуалы — отыскали и составили. Не сделано это было потому, что к тому моменту, когда все было готово, Поттер и Малфой были практически мертвы, а моих личных сил на, подобное волшебство, не хватило. И что же с этим делать? Моих сил на подобное колдовство не хватит и сейчас, Гарри уже мертв, а Драко...
Девушка задумалась. Как можно замотивировать Малфоя, чтобы тот согласился помочь ей в безумной авантюре? Поверит ли он ей, а если поверит — хватит ли у них сил провернуть задуманное? Вопросов было много, а вот ответов на них — не было.
— Но план, составленный нами — хорош. Его реализация напрочь поменяла бы современную картину мира. Мы могли бы не допустить возрождения Волан-де-Морта, а, стало быть, не было бы этих гетто, Гарри бы не пришлось сражаться, Малфой бы не заболел и родители его были бы живы... Страшно, конечно. Вдруг мы ошиблись в расчетах? Вдруг это — прямая дорога к смерти? — задавалась вопросами ведьма, расхаживая туда-сюда по библиотеке. Впрочем, на последний вопрос ответ нашелся быстро: двум смертям не бывать, а одной — не миновать. И эта простая мысль придала уверенности.
***
Малфой ушел, махнув рукой на прощание, движимый чистейшими гордостью и упрямством: как он, потомственный аристрократ, дошел до того, что ему оставляет наследство какой-то там Поттер, а грязнокровка (!) берет его на поруки?!
Впрочем, во всем произошедшем были и свои плюсы: теперь у него было некоторое количество денег и аж две волшебные палочки, которыми он мог пользоваться на совершенно законных основаниях. А раз так — можно начать новую жизнь.
Денег, по представлениям Драко, было не много, но это он считал делом поправимым: кто ж откажется иметь дело с Малфоем! Помогут старые семейные связи и полезные знакомства. Именно это и стало первым из череды разочарований: оказалось, что связей у него теперь нет, впрочем, как и способных принести ощутимую пользу знакомств. Все бывшие знакомые либо были мертвы, либо попали под репрессии, а если и были на свободе — то их положение было даже худшим, чем современное положение самого Драко.
Помимо этого, оказалось, что без визы Грейнджер, Малфой может распоряжаться совершенно мизерными суммами денег. Это было жутко унизительно, но опускать руки аристократ не собирался: в конце концов, он кое-что умел и умел неплохо, а стало быть — может найти работу и получать приличную оплату за это. Это стало вторым разочарованием: никто не хотел брать себе такого работника — слишком скандальной оказалась его фамилия. Даже помощником зельевара в заштатную лавку устроиться не удалось, хотя хозяин этого заведения долго мялся, и было видно: помощник ему ой как нужен.
В итоге, Драко вернулся в тот же домишко, в котором обитал до того, как его спасла Гермиона и решил, что будет жить тут до тех пор, пока что-нибудь не изменится. Настойчивых попыток найти работу он не оставил, но иллюзии по поводу своего могущества — рассеялись.
Единственное, что поменялось в его жизни — он стал лучше питаться, смог позволить себе пройти обследование в св. Мунго и купить прописанные целителями зелья от своего кашля. Впрочем, они помогали слабо, и Малфой четко отдавал себе отчет: он — умирает. Медленно, но неотвратимо.
Кроме того, что ему было трудно дышать, в какой-то момент, он стал еще и плохо спать. Ему снилась Грейнджер. Иногда девушка на него смотрела укоризненно, иногда так, словно чего-то ждала, иногда она вообще не обращала на него внимания, глядя сквозь него. Поначалу Драко не обращал внимания на эти сны, ну мало ли, что может прийти на ум, но они настойчиво, из ночи в ночь, повторялись, и, что самое удивительное, волшебник помнил их, чего обычно не бывало — сны забывались максимум через пару часов. Когда он осознал это, сны стали бесить, впрочем, от ярости толку тоже было не много — она не помогала ни забыть приснившегося, ни предотвратить новые сновидения. А потом накатила тоска. Глухая и беспросветная.
Драко чувствовал, что он спит, просыпается, ест, что-то делает, дышит в конце концов, только потому, что гриффиндорка спасла его. Он с кристальной ясностью понимал, что обязан ей своим существованием и это ужасно тяготило парня. Малфой прекрасно знал, что связан с Грейнджер долгом жизни, но никогда не думал, что оный именно так ощущаться должником. Во всех описаниях этого явления, которые вспомнились, изучавшему разнообразные магические контракты, клятвы и связи слизеринцу, не было ничего, даже отдаленно напоминающего его ощущения. А через некоторое время, ко всем прочим переживаниям, добавился еще и страх, вызванный тем, что ему начало казаться, что Грейнджер зовет его. Драко сопротивлялся этому зову изо всех сил, но с каждым днем ему все больше хотелось прийти к ней и напрямик спросить: чего она хочет, но гордость и природное упрямство не давали этого сделать.
Таким образом прошло целых три месяца, и продолжалось бы еще неизвестно сколько времени, если бы Гермиона не решила взять все в свои руки.